22 марта 2020 года исполнилось 80 лет со дня рождения фотохудожника и педагога Едыге Ниязова. Фотовыставку «Наследие» в доме музее Багаева планировалось приурочить к юбилею мэтра фотоискусства, трагически ушедшего из жизни в 2009-м. Но мировые обстоятельства внесли коррективы. Впрочем, вернисаж не отменен, а отложен. Новую дату сообщат дополнительно. О предстоящей выставке и о феномене Едыге Ниязова рассказывают его ученики и единомышленники.
Серебряная экспозиция
Выставка сдвинулась на неопределенный срок, но в юбилейный год состоится обязательно – в доме-музее Багаева. Павлодарский фотограф Владимир Высоцкий дал экспозиции имя «Наследие». В этом названии есть точный широкий смысл – и фотонаследие Ниязова, и формат «Ниязов и ученики», как продолжение темы.
Отмечается, что в выставке будут экспонироваться работы Максима Андреса, Владимира Высоцкого, Бориса Краснянского, Кестутиса Маркунаса, Ануара Билялова, Светланы Пожарской, Альберта Шара. Уточняется участие Игоря Рятова и Рамазана Копеева. Впрочем, говорят организаторы, учеников у мастера гораздо больше. Фотографии авторства Ниязова разместят в основных залах, кадры учеников – в павильоне. Какие-то работы Ниязов отмечал еще при жизни – так были отобраны снимки Краснянского. Будут представлены пленочные и цифровые работы разных лет.
– Часть – имеющиеся архивные фото, подписанные Ниязовым. Другие фотографий печатаются сейчас, – говорит ученик Едыге Ниязова Максим Андрес. – Несколько кадров печатаются впервые. Современные технические средств позволяют вывести в новом качестве старые негативы. Один кадр с группой «Кино» уже был на прошлой выставке, сейчас будет другой. Мы их отбирали вместе с Владимиром Высоцким. Сложно было выбрать всего 50 по формуле: минимальное количество работ, дающих максимальное представление об авторе. У меня есть весь цифровой архив Ниязова. Но на этой выставке мы решили представить классического Ниязова. Может быть, следующий проект, который стоит показать зрителю, – цифровой Ниязов?
Один из питерских искусствоведов по поводу работ Едыге Ниязова на его персональной выставке говорил: «Фотографии Ниязова обладают одним существенным недостатком – их лучше держать в руках». Даже уже под стеклом – уже не то. Это реальный физический барьер к восприятию. Не говоря уже о том, чтобы смотреть их с монитора.
Максим Андрес на один вечер принес часть отпечатков в мастерскую Высоцкого. Вот она, редкая возможность – подержать в руках, без стеклянной преграды уникальные кадры классика современной фотографии.
– Этот особый кайф понимают не все. Нужно в свое время отснять эту пленку, проявить, с нее напечатать, – поясняет ученик Ниязова Максим Андрес. – Вот так карточки напяливаются в мокром виде на чертежную доску, сушатся. Обрезка, техническая ретушь. Если взять увеличительное стекло, можно увидеть каждое из зернышек, из которых состоит изображение. Это настоящая серебряная фотография. Это не только о высоком уровне фотоискусства и печати, но и буквально о материале фотографической эмульсии. Ретушируется любой экземпляр точечной печати, устраняются все «пылинки» вручную тончайшей кисточкой-нулевкой с подбором тональности. Рекорд – на одну фотографию я как-то потратил шесть рабочих дней. В Казахстане четыре человека владеют уходящей технологией печати серебряной фотографии – в Алматы двое, один в столице, и я в Павлодаре. А раньше это делали все.
К слову, во что сегодня обходится печать с черно-белой пленки? В прежние годы расходники можно было легко купить. Стоили они немного. Для фотокружков и фотошкол были госдотации. Сейчас, чтобы сделать одну фотографию, нужно несколько листов фотобумаги, чтобы выяснить необходимую плотность, тональность экспозицию и т. д. На произведение одного отпечатка кадра нужно 2–2,5 листа фотобумаги. А стоимость пачки специальной фотобумаги в 50 листов с доставкой из Москвы и химикатами для обработки – примерно 95 тысяч тенге. Так что удовольствие не только редкое, но и дорогое.
Есть свои строгие правила и для выставочной демонстрации фотоснимков. Это отсутствие высокой влажности, прямых солнечных лучей. И только под стеклом. Причем никак не под оргстеклом, акрилом и пр. Зависит и от того, как была отфиксирована фотография. Фиксаж не должен быть истощенным, а не то будут бурые пятна. Материал рамок тоже важен. Иначе не исключено, что работы могут просто прилипнуть к стеклу. И испортиться безвозвратно.
Негативы не горят?
С наследием не в философском, а в прямом смысле после трагической гибели Ниязова 29 ноября 2009 года до сих пор не все однозначно. Еще в 2011 году Виталий Таушканов, двоюродный брат Едыге Ниязова в интервью упоминал, что неизвестной оставалась дальнейшая судьба уникальной музыкальной коллекции Ниязова. Да и сохранением творческого наследия мэтра тогда не заинтересовалась ни одна госструктура. Родные Ниязова сетовали: «Павлодарский музей имеет в фондах его работы, есть его фото и в Санкт-Петербурге. Значительную часть из того, что было дома, забрала племянница в Алматы. Она решила, что найдет этим работам достойное применение. Что дальше – мы, родственники, пока не определились. Вправе ли мы? Поинтересовались у специалистов, как следует поступить с наследием, но нам отвечают: подобных прецедентов не было. А сам Ниязов никогда ничего особо не планировал. Он просто жил и занимался своим любимым делом».
В 2015 году «орионовцами» Татьяной и Сергеем Гришиными была сделана книга «Избранные фотографии» к 75-летнему юбилею Едыге Ниязова. Фотографии Ниязова, отпечатанные Максимом Андресом, тогда экспонировались и на юбилейной памятной выставке в художественном музее. «Это снимки Ниязова из архива – порядка доступных нам 200 черно-белых работ, – говорил составитель книги Сергей Гришин. – Мы, конечно, связывались с наследниками. Но сейчас уже есть сложности с коллекцией его снимков – она просто недоступна. А основной материал у нас был накоплен еще при жизни Ниязова. И порядка ста работ мы смогли отсканировать с Максимом Андресом. Это те работы, которые на тот период были у него, они вошли в книгу».
– Когда Едыге не стало, у всех был шок. Архив разбазарен по разным местам, у кого что. В дальнейшем я искал, где мне позволили искать, – поясняет Андрес нынешнюю ситуацию. – С ужасом обнаружил, в наличии всего 35–40% из того, что Ниязов включал в коллекцию. В каком состоянии? Во-первых, все это перенесло пожар. К сожалению, в некоторых случаях частички гари проникли в негативы. Фотографии по краям закоптились, подгорели. По возможности стараюсь ретушировать то, что у меня на ответхранении.
Режиссер телевидения Ирина Кононенко отмечает: «Насколько я знаю, Максим Андрес и Игорь Рятов считались лучшими учениками Ниязова. Думаю, пока Максим Андрес – единственный, кто может профессионально и бережно сохранить фотографии Ниязова». А фотограф Владимир Высоцкий добавляет: «Пока предложений не поступало. Но если город проявит инициативу по изданию, например, юбилейной книги, то Максим с удовольствием предоставит необходимые материалы. То, что он уже отпечатал – фотографии феноменального уровня. Но мало кто сможет оценить этот уровень».
«Вега», «Орион» и другие созвездия
Едыге Ниязов родился 22 марта 1940 года. Окончил исторический факультет КазГУ. Работал школьным учителем. В 1990 году создал первую в Казахстане фотошколу «Вега» и был ее директором. Стоял у истоков создания народного фотоклуба «Орион», 25 лет был председателем его худсовета. Член Союза фотохудожников России, почетный член Центра Средиземноморской фотографии «Темный фонтан» (Франция), член ассоциации дизайнеров Прииртышья.
– Я в фотошколе преподавал около полугода, – рассказывает Владимир Высоцкий.– Кроме того, вел фотокружок в доме пионеров Ильичевского района. Эти кружки, в том числе, заполняли время ребят, которые не хулиганили по дворам, а были заняты делом. Я много времени наблюдал все со стороны – Ниязов печатал, я смотрел. Начал читать много книг по химии и физике процесса. Потом, когда начал сам печатать, все реализовалось. Изначально осваиваешь просто технологию. Потом доходишь до какого-то уровня, пытаешься достичь вершин в технологии. Дальше ищешь уже не технические, но и творческие возможности. Растешь, видишь то, что интересно. А затем нужны единомышленники. Так появляются фотоклубы. Для того чтобы фотографию или другое произведение искусства оценить, нужно представлять, как это происходит, попробовать все самому. Чтобы что-то советовать, нужно иметь моральное право. Зритель должен быть подготовленным.
– Для чего Ниязов учил других? Думаю, чтобы люди стали чуть грамотнее, чуть разумнее, – уверен Максим Андрес. – Лично для меня все начиналось с волшебства – с процесса проявления фотографии, магии появления на белой бумаге изображения. А знакомился с Ниязовым я дважды. В 80-х годах я пошел еще в старую 17-ю школу, барак военной постройки. А затем, когда я пошел во второй класс уже в новое здание, старое здание отдали под дом пионеров, где был Ниязов с соратниками фотошколы «Вега». Чтобы попасть в октябрята, мне нужно было записаться в три кружка. Записался и туда. Приняли, потом кружки стали уже не нужны. А лет в 15 шли с товарищем, он говорит: надо зайти в фотошколу на Фрунзе, 99 (сейчас улица Маргулана), получить диплом об окончании. Я за компанию зашел, смотрю – знакомый дядька. Он меня узнал, и я вспомнил. Посмотрели, какие у кого пластинки, и я пришел заниматься. Спустя пару лет обучения я был в фотошколе лаборантом. Потом мне доверили преподавать. Кстати, в фотошколе Ниязов, как мы поначалу считали, «систематически издевался» над учениками классической музыкой. Ставит оперную арию, глаза прикрыл, слушает, а маленькие ребята не поймут, но тоже слушают. Потом эту же арию, но в другом исполнении. И так он несколько лет облагораживал нас, что в дальнейшем дало плоды. Этими исканиями он людям вкладывал понимание тонкости нюансов и смыслов.
Ниязов – первый директор дома Багаева. Инициаторами создания музея стали «орионовцы». В 90-е прежние владельцы продали дом в частные руки, и он стал филиалом фотошколы. Туда «заселились» фотографы. И дом ожил – начали проводиться крупномасштабные для Казахстана выставки и события.
– С появлением дома Багаева я перебрался туда – истопником, ночным сторожем, экскурсоводом, – вспоминает Максим Андрес. – Туда же ко мне приходили на занятия дети. Выставки значительного уровня делались на личных контактах Ниязова с очень крутыми фотографами. Он приглашал авторов, организовывал, все свое личное обаяние пускал в ход. Людям платили зарплату в филиале фотошколы из бюджета. Но все остальное было на энтузиазме. Так и мы сейчас готовим предстоящую выставку. Я счастливый человек, в свое время мне довелось печатать снимки с нескольких негативов Дмитрия Багаева. Кстати, у Ниязова была идея сделать фотовыставку семейных фотографий работы Багаева. Ведь у павлодарцев сохранились в личных архивах его карточки. Ниязов начинал организовывать подготовку к этой выставке, но она так и осталась нереализованной. Дом забрали за долги – мы остались без работы, без помещения.
К концу 1999 года здание опустело. Историки рассказывают, шла официальная передача от фотошколы музею. Потом дом с трудом удалось сохранить. Музей отремонтировали и открыли в начале 2001 года.
В фильме телестудии «Ключ», подготовленном Ириной Кононенко к 70-летию Едыге Ниязова, павлодарский художник Виктор Поликарпов говорит: «У Ниязова был способ жизни культурного человека. Этот принцип, я так думаю, должен быть обязательно у творческого человека – «здесь, сейчас и навсегда». Он и в фотографии ценил эту подлинность жизни, подлинность момента. Это принцип постоянного творчества, постоянного бытия, может быть, он унаследовал от Дмитрия Поликарповича Багаева. Ведь он давал возможность своим ученикам почувствовать себя значимыми и увидеть значимость момента».
В этой же ленте ученик Ниязова Альберт Шар делится своими размышлениями о роли учителя в развитии объединения: «Основное направление, которое выработал фотоклуб «Орион», – это, прежде всего, стиль Ниязова. Это общепризнанная величина мирового уровня. Его вклад в развитие и становление фотоклуба, в организации выставок, в обучении молодых фотографов – неоценим. Он прививал вкус к фотографии и вкус общечеловеческий. Это нужно, чтобы фотограф не снимал банальные, пошлые вещи. Он давал нам раскрываться. Если говорить о культурном наследии Ниязова, – это сложный вопрос. Но мы будем делать все, чтобы не потерять это наследие. Мы будем продвигать в жизнь его идеи, авторский стиль, его отношение к искусству».
В фотошколе есть ученики и учителя. В фотоклуб люди шли не только за поддержкой единомышленников, но и за учебой, за критикой. Уровень в фотоклубе разный. Занятий нет, нет сертификата об окончании. Но учатся все – друг у друга. Спорят, обсуждают выставки, творческие фотоотчеты. И самый маститый фотограф мог слушать мнение новичка.
– Я попала на собрания фотоклуба благодаря работе на телевидении, – вспоминает телережиссер Ирина Кононенко. – Бывала там вместе с коллегой Тамарой Карандашовой. Тогда клуб собирался в полуподвальном помещении по улице Советов, 41 (ул. Бектурова). Фотографии лежат на столе, все ходят, смотрят, общаются, обмениваются впечатлениями. Я всегда удивлялась ниязовской мягкости и домашней манере говорить. Он говорил такие простые вещи. Я поражалась существовавшей там атмосфере доверительности, естественности. Разговоры от фотографий переходили в другую плоскость: не просто изображение предмета, пейзажа, говорили о философии фотографии. Мальчик Игорь Рятов в клубе мог говорить с председателем клуба Артуром Меттусом о глубинных вещах, причем совершенно просто и на равных. Там не боялись высказываться. Не было пафоса.
– Я помню, как очень бурно реагировал Константин Касиванов, когда на каком-то творческом конкурсе получил оценку ниже, чем 7-классник Гена Ярыгин. Это один из примеров, что профессионализм не синоним творчества, – продолжает тему «орионовец» Владимир Высоцкий. – Каждый несет в клуб свое. Ниязов вносил в фотоклуб принципиальность в оценке. Он мог сказать, что это не красота, а красивость. У Ниязова было мнение, что искусство – это не сегодняшний день. Актуальность пройдет, а искусство – нет.
Мэтр павлодарской фотографии Борис Краснянский, член фотоклуба «Орион», отмечая вклад Едыге Ниязова в дело клуба, говорит и о том, какую роль сыграл соратник в его судьбе: «Были замечательные времена, которые объединяли людей по духу культуры, по духу желания в природе видеть удивительное и прекрасное. А это Ниязов воспитывал в каждом, кого встречал. В моей фотографической жизни и моей жизни культуры его вклад я считаю самым мощным и конкретным».
Ленинградская субкультура
Едыге Ниязов начал фотографировать группу «Кино» из Ленинградского рок-клуба, когда она еще не была известна. В Павлодаре немало рассказывал о питерской неформальной тусовке.
– На выставке как раз будут фотографии и этого периода, – поясняет Андрес. – Ниязов был знаком со многими. Очень много историй о персонажах, об их взаимодействии. Можно разделить портреты на Павлодар, Москву, но больше всего питерских портретов. Есть факт про группу «Кино» – фотографировали-то ее многие. Но барабанщик группы Гурьянов, сам великий эстет, признал, что лучше Ниязова никто их не снимал. Я как-то совершенно случайно увидел в интернете фото – Цой с Каспаряном за столом дома у кого-то из них. И что-то очень знакомое – на стене известная ниязовская фотография «Кино»!
Последняя прижизненная выставка Ниязова прошла в Санкт-Петербурге в октябре 2009 года. Среди публики живо обсуждался знаменитый рецепт ниязовского проявителя, по которому многие работали и получали блестящие результаты. Также специалисты отмечали, что ни один профессионал не умеет так печатать фотографии, а сейчас вообще никто не возьмется печатать его карточки. Тема выставки – ленинградский андеграунд 80–90-х годов. Сам мастер говорил о героях портретов: «Часто я снимал этих людей, буквально знакомясь с ними. И в этот же момент шла съемка. Первое впечатление всегда более острое».
– Одновременно с этой выставкой там была выставка другого «зубра» фотографии – Александра Слюсарева. Они очень сильно друг друга уважали. Что меня поражало в Ниязове, и такое же свойство было у Екатерины Завсигаловой, – никогда ничего не мешало ему искренне восхищаться творчеством других людей. Не было зависти. Бывает такое чистое восприятие. Например, Слюсарев и Ниязов искренне восхищались работами друг друга, – рассказывает Максим Андрес. – Не было ли фигуре такого масштаба, как Ниязов, в Павлодаре тесно? Может быть. Ему предлагали уехать. Но ему было интересно возиться с розами у дома. Ученики приходили к нему в гости. Он любил музыку, кайфовал от всего этого. Может, если бы уехал, все сложилось бы по-другому…
Фотоработы Едыге Ниязова находятся в Государственном Русском музее (Санкт-Петербург), Музее фотографии г. Бьевра (Франция), Павлодарского областного художественного музея, а также в многочисленных частных коллекциях. Награжден серебряной и бронзовой медалью ВДНХ (1985, 1987). Персональные фотовыставки в Павлодаре, Алматы, Гамбурге, Мелитополе, Москве, Омске, Санкт-Петербурге, Стокгольме, Ухте, Экс-ан-Провансе. Участвовал в художественных фотовыставках во Франции, США, Финляндии, Швеции, Японии, России, Испании и других странах.
С любовью к жизни
Когда дядя Эдя, как называли Едыге Ниязова друзья и близкие ученики, играл в шахматы блиц с Меттусом или Краснянским, рядом буквально все дымилось. Играл Ниязов отлично.
– Он еще отслеживал шахматистов высшего дивизиона, – вспоминает Высоцкий. – Когда шли матчи на звание чемпиона мира, это живо обсуждалось в фотоклубе, разбирались партии, пусть и не на уровне мастеров и гроссмейстеров. Еще помню такой момент: он выискивал аналогии, сравнения шахматистов с композиторами, например, многократный чемпион СССР Михаил Таль по быстроте и комбинациям игры, как Моцарт.
Еще одна страсть Ниязова – гурманская. Причем ингредиенты для кулинарного колдовства на кухне предпочитал выращивать сам.
– Ниязов, Карандашова и я «обменивались ужинами», ходили по очереди в гости друг к другу, – рассказывает Ирина Кононенко. – Каждый старался сделать что-нибудь эдакое. У Ниязова все всегда было очень вкусно. У меня есть несколько записанных с его слов рецептов, до сих пор делаю эти салаты. И обязательно пели. Но не арии, а советские песни. И мне дарил диски советских песен, сам делал сборники. А еще был категоричен в музыкальных суждениях.
Редкие пластинки Ниязов привозил из всех своих путешествий. Как и книги, которые тоже собирал. Интересы в фонотеке обширные. Но любимая певица – Образцова. Хотя особо отмечал вокальные и внешние данные Марии Каллас. А в начале 90-х годов в Павлодаре существовал и самодеятельный клуб любителей музыки имени Виктории Ивановой.
На вечере памяти в честь 75-летнего юбилея Ниязова в музыкальной гостиной Дома-музея Шафера говорили о его музыкальных пристрастиях. Наум Шафер подчеркнул разносторонние увлечения фотографа – оперная музыка, романсы, и бардовское движение – в особенности творчество Окуджавы. И еще Ниязов был, что называется, «воинствующим лемешистом» – поклонником Сергея Лемешева.
– Нас сближала с ним любовь к музыке, – рассказывал тогда музыковед, филофонист, композитор Наум Шафер. – Не эстетская любовь, а эстетическая. И мы с Едыге Ниязовым пришли к выводу, что есть так называемые вокалисты и есть певцы. Есть те, кто поражают силой своего голоса, но не красотой своей души. И наоборот. С Ниязовым была очень сложная дружба. Я не верю в дружбу или любовь без всяких конфликтов – это чем-то напоминает застой. Я очень многим обязан Ниязову – он украсил мою биографию. Если б не он, не было бы двух виниловых пластинок – «Исаак Дунаевский в гостях у Михаила Булгакова» и «Кирпичики», и я бы считал, что она во многом была бы обесцвечена. Я всю жизнь коллекционировал пластинки. И счастлив, что я сам успел выпустить две виниловые пластинки, а Едыге Ниязов нашел для них спонсоров. Но особенно нас с Ниязовым сближала любовь к советской песне.
Ниязов будто смаковал жизнь, старался получать от нее удовольствие. После возвращения из путешествий – десятки проявленных пленок, отбор, печать.
– Появляются фотографии, глядя на которые, зритель задает вопросы. И вот тут-то начинались его рассказы, а он был великолепный рассказчик, – делится воспоминаниями Максим Андрес. – И чем угощали, и кого встречали, и как он в одиночку гулял по бандитскому Марселю, и т. д. После приезда из Франции купил дом, и с ним обязательно жили коты и собаки. Он любил животных. Относился к ним не как к питомцам, а как к членам семьи. И утверждал, что они гораздо умнее многих людей. А когда стала доступной цветная и цифровая фотография, начались эксперименты. Ниязов – увлекающаяся натура, ему было интересно. А я тогда обижался за «предательство» дела пленочной фотографии, мол, не этому вы нас учили. Однако он и в цифре не заморачивался на обработку, кадрирование – если кадр плохой при съемке, он его не «лечил». Старался снимать сразу хорошо и учил этому других. А последние годы перед составлением выставок или после съемки говорил: я вот наснимал, давай поотбираем. Мне это льстило, маэстро доверяет моему вкусу! Давалось право высказывать свое мнение, и было приятно, когда он говорил в каких-то случаях: да, ты был прав. У него были огромные запасы жизнелюбия.
Формула портрета
«Пусть не государство, но люди, которые живут в государстве, должны понимать, что искусство – это высшее проявление человеческой сути. Причем зачастую искусство само зарабатывать не может или немного. Просто люди должны его поддерживать… Период сейчас жесткий. Сколько он будет продолжаться, трудно сказать», – рассуждает Едыге Ниязов на выставке к 25-летию «Ориона» на архивных записях.
Так созвучно с нынешними временами. Чуткость, понимание глубинных процессов мироустройства присущи большому художнику. Разгадать главную загадку, проникнуть в суть, разглядеть истинное в природе вещей и в человеке.
В одной из видеозаписей фотоотчета Едыге Ниязов поясняет: «В портрете соединены содержание и форма. Правило «не что, а как» в портрете тоже действует. Смотреть нужно не на то, что изображено, хотя это в первую очередь вызывает интерес, а как это подано. И мы видим, состоялся портрет или нет. Если человек раскрылся, вы с ним общаетесь – значит, портрет есть. Я с самого начала увлечения фотографией снимал людей в антураже окружающей обстановки. Но подход чуть изменился. Есть крупные планы, не только, как раньше, средние. Но есть портреты, которые мне нравятся своим состоянием».
– Его спрашивали: как вы снимаете портреты, ведь так не получается ни у кого, – говорит о загадочной формуле портрета Едыге Ниязова его ученик Максим Андрес. – Он отвечал: свою модель надо по-настоящему полюбить, хотя бы на 5 минут. Эту формулу он выкристаллизовал и выдал людям. И это действительно так.
Ирина КОВАЛЁВА, фото автора и из открытых источников, «Наша Жизнь» №12, 26.03.2020
