Рукописи вековой давности ученика знаменитой певицы Майры Шамсутдиновой, которые бережно хранила и передала в музей филармонии его внучка Эльмира Рамазанова, вызывают огромный интерес, передает @lifepvl.kz.
Про уникальные реликвии мы рассказывали здесь.
Сегодня с разрешения потомков Хусаина Рамазанова и нынешних владельцев его дневников, редакция ИА «НЖ» решила начать знакомить своих читателей с наиболее интересными историями.
Автор мемуаров родился на стыке веков и за свою жизнь повидал многое. Конечно, как человек образованный и творческий, в дневниках он не просто пересказывает то, что происходило с ним, но и регулярно, крайне аккуратно обращается к общественно-политической ситуации, творившейся в тот или иной исторический период.
А начать мы решили с его воспоминаний о встрече со своей любимой, с которой он проживет почти до «Горбачевской перестройки». И хотя ее настоящее имя — Магибидар Сафиуллина (дочь крупного купца из Иртышска), он всю жизнь ласково называл ее Маруся.
Сам Хусаин был из семьи сельского середнячка, но родители смогли дать ему образование. Он отлично знал казахский, татарский и русский языки, писал стихи, пьесы, печатался в газетах и сочинял музыку. В мемуарах он почти никого не называет по имени, только ставит первую букву, и крайне редко инициалы.
Без названия…
«… Сегодня Маруся С., полулежа на кушетке, держала в руке сочинение Лермонтова и увлеклась стихами. Особенно цитировала «Демона», закидывая камушек в мой огород. Одевалась она очень со вкусом и ей, красивой брюнетке, даже «жгучей», хорошо шла диадема с полумесяцем. Все считали ее схожей с кавказскими народностями.
Я даже завидовал, а почему же я не слыву за красавца, чтобы я мог конкурировать с ней… У меня почему-то появлялась боязнь разочарований… То есть я просто боялся отстать и лишиться ее. У нас уже росла какая-то непроизвольная привязанность. Окончательно наши сердца были поражены любовью: идем ли вместе с ней, говорим ли, смеемся ли – все это элекролизовало тело, взоры метали искры, и, конечно, в такие моменты можно было, не задумываясь, идти на любые жертвы.
Я к ней подсел, стал играть и шуметь… Мы уже стали договариваться, что мы друг без друга жить не можем, что мы наконец должны жениться. Если не виделись один день – уже разгоралась переписка, в излияниях не скупились, и в качестве почтальона нам помогал ее младший брат М-н. Эти прекрасные моменты текли днями и месяцами.
В одно время старший ее брат Ш. наши взаимоотношения понял и раскрыл. Он противился моему сближению и стал мешать. В один из летних июньских погожих дней к пристани «Иртышск» подошел пассажирский пароход. Я с товарищами стоял на берегу. Вдруг оглянулся и увидел, как Маруся С., ее мать и отец приезжают с багажом к пароходу. Чтобы это могло быть? Я ничего не понимаю. Посмотрев незаметно на Марусю С., и по ее дорожному «костюму» понял, что она в качестве пленницы уезжает. Они вошли на пароход, я за ними. Проходил около кают II класса, и в одно из окон она бросает мне письмо. Я спрятал…
Оказалось, чтобы нас лишить свиданий и любви, брат Ш. склонил отца и мать до зимы отвезти Марусю С. в Павлодар и там оставить. Пленницу увезли, а я остался одинок. Как это было тяжело!
Маруся С. сама боролась с семьей. Всячески она доказывала, что сердце ее ранено, что это отражается на ее жизни. Этому помогала и мать, которая в конце концов склонила отца, чтобы дочь снова увезти домой.
Некоторые отцы видят и знают, но гордые самолюбием, — молчат, не показывая виду. Отец и мать Маруси С. дней через 15 привезли ее домой. Опять стали продолжаться наши встречи, но более частые и горячие.
Так не могло тянуться долго, мои убеждения сватать ее и жениться – не находили еще нужной почвы. Маруся С. это дело оттягивала, мотивируя тем, что время еще не настало, и пока отец ее на замужество согласия не даст.
С другой стороны, после русско-германской войны и Октябрьской революции, блокады иностранных интервентов и организации отечественной белогвардейщины, покоя новой советской власти не давали. На фоне российской действительности появился Верховный Правитель Сибири Колчак.
Контрреволюция разыгрывала свою трагедию, Россия превратилась в плацдарм распрей и войн. Колчаковцы сами между собой вздорили, а рабочие и крестьяне сопротивлялись действиям белобандитов, усугубляли процессы гниения и развала.
Мы с Марусей С. советовались, как мне избежать Колчаковской мобилизации, ибо нам разум диктовал, что этим самым нас разлучат, измучают… По договоренности с начальником почтово-телеграфной конторы я поступил на службу в качестве почтальона. Мне пророчили здесь спасение.
Во время мобилизации Колчаком был издан приказ: почтово-телеграфное ведомство не трогать. Так и получилось, что я от адмиральского убоя спасся.
Продолжение следует…
