Ушла супруга Наума Шафера Наталья Капустина – бывшая для нас моральным ориентиром и примером мужества и преданности
Заступаясь за других, создатель уникальной коллекции грампластинок Наум Шафер с супругой Натальей Капустиной лишились квартиры, работы, свободы, но всю жизнь продолжали искренне любить людей. ЮНЕСКО давно признала Дом-музей Шафера единственным подобным в мире. Наум Григорьевич собрал коллекцию из 27 тысяч грампластинок, 600 из которых являются раритетными, за ними охотились многие страны, и он завещал её Казахстану. В коллекции – образцы лучшей музыки, в том числе народной. Самая старая пластинка коллекции датируется 1898 годом. Здесь же есть и первая казахская пластинка, выпущенная в 1935 году – на ней записаны два кюя. В Доме Шафера в единственном экземпляре хранятся записи, чьи копии уничтожались со сменой политической обстановки, в том числе кюи, посвящённые победе, но с упоминанием Сталина. Есть запись концерта Ермека Серкебаева в Павлодаре. Шафер вернул из забвения пять песен Дунаевского 50-х годов, исполнявшихся Бибигуль Тулегеновой на казахском языке, передает Ratel.kz.
Шаферу было 10 лет, когда за 10 дней до войны его вместе с родителями в числе прочих евреев, греков и молдаван депортировали из Бессарабии в Акмолинскую область.
Четырёхлетняя Наталья Капустина попала в Восточно-Казахстанскую область из Новосибирска после ареста отца – ветврача, которого в 1937 году обвинили в том, что он получал указания от врагов народа и заражал скот сибирской язвой. Они познакомились на филфаке КазГУ. После окончания вуза, вместо ждавшей их как лучших выпускников престижной работы, они попросились в такую глубинку, куда никто не хотел ехать.
Там, на иссякающем золотоносном руднике Жумба в ВКО, мыкались с маленьким ребёнком по углам до тех пор, пока не разъехались последние ученики. Десять лет прожили в Акмолинске, ставшем затем Целиноградом, также кочуя по квартирам.
Когда Наталью Михайловну наконец вызвали в обком партии, пожали руку и сообщили: 7 ноября, в честь 50-летия советской власти, вам выделяется просторная трёхкомнатная квартира – это было для их семьи действительно огромным праздником. Но квартиру они с мужем променяли на подпись в «неблагонадёжном» письме в защиту директора Дома народного творчества.
— Я знаю, что он в концертных бригадах выезжал в разные сёла, организовывал там выступления. Это была активная горсточка молодёжи, приехавшей из Москвы, Ленинграда, Минска, Киева, — рассказывала мне Наталья Михайловна. — Мы прочитали это письмо, переглянулись с Наумом Григорьевичем, и я говорю: «Знаешь, это мы подписываем отказ от квартиры. Но иначе же всю жизнь будет совесть нас мучить, что смалодушничали. Какому гражданскому мужеству мы с этой учительской трибуны будем воспитывать учеников?» Он ответил: «Конечно, подпишем».
Квартиры, конечно, их сразу лишили. Супруги уехали в Павлодар, где постепенно всё более-менее утряслось. Но Наума Григорьевича сдал приятель – очень популярный преподаватель КазГУ, распространявший среди казахстанской интеллигенции запрещёнку: рассказ Солженицына Пасхальный крестный ход, повесть Даниэля Говорит Москва, песню Галича про «белые столбы», стихи целиноградского поэта Прокурова, Ахматовой и Твардовского. Этот приятель попал на карандаш в КГБ и пытался себя выгородить. Шафер взял всю «вину» на себя. Уже в колонии (дали полтора года) он заступался за сокамерников и смог так написать жалобу по делу одного из них, осуждённого по новой тогда статье за превышение самообороны, что сокамерника полностью реабилитировали.
«…Пишу тебе от страшной тоски по тебе, — писала Шаферу Капустина. — А когда ты сможешь прочитать – неизвестно. Я не могу не говорить с тобой. Вот уже вторую ночь без тебя. Мысли будят во сне. Днём не могу заснуть. Голову распирают мысли, вернее, обрывки их, ни одну не могу додумать до конца, не могу связать их воедино. Кажется, разум покидает меня.
Сегодня меня разбудил твой голос. Ты буквально в двух шагах сказал: «Наташа!» – и так громко, в то же время тревожно и нежно, как будто что-то хотел мне сказать необычно важное.
Родной мой, я знаю: ты зовёшь меня, как я тебя. Я хоть могу поплакать, так как никто не видит. И реву уже третий день, да ещё по нескольку раз.
Хожу на свидание с тобой, гляжу на эти глухие белые стены, так равнодушно вбирающие в себя любые мольбы, любые крики. Я посылаю тебе сквозь них лучи своей любви, частицы своего тепла.
Мужайся, милый, крепись! Страшно то, что случилось. Но я знаю чистоту твоего сердца, доброту твоих помыслов, верю в тебя и буду верить. Никто не в состоянии отнять тебя у меня.
Я буду теперь вдвойне – за тебя и за себя – радоваться солнцу, которое скрылось от тебя, дышать прохладой, любоваться небом и звёздами, нашей улицей. Но на что бы я ни посмотрела – слёзы застилают глаза. Вижу тебя, слышу тебя. Сердце терзает мысль, что ты сейчас этого не видишь…»
После лагерей как «политический» Наум Григорьевич был отлучён от любимого дела, не имел права преподавать в вузах, перебивался случайными заработками. Но продолжал тратить свободное время, бесплатно перезаписывая музыку со своих грампластинок всем желающим – у бессребреника Шафера без зазрения совести «пасся» не только Павлодар, но и весь Союз. В конце концов его взял на работу директор вечерней школы – фронтовик. Полностью реабилитирован Наум Григорьевич был только в 1989 году, через 18 лет. Только после этого ему разрешили вернуться к преподаванию в университете и присвоили звание профессора.
Уже после распада СССР необыкновенного павлодарца с его уникальной коллекцией звали на самых заманчивых условиях жить в Россию и Израиль. Предлагали великолепную квартиру, работу, музейное помещение под коллекцию. Регулярно появлялись желающие приобрести за огромные деньги раритетный фонд. А они с женой продолжали ютиться со своим богатством в малогабаритной квартирке родного города, в которой всё пространство от пола до потолка занимали самодельные стеллажи с пластинками и книгами, практически не оставлявшие хозяевам жизненного пространства. Только когда в 2000 году эти стеллажи рухнули, павлодарская журналистка Тамара Карандашова добилась, чтобы городские власти выделили помещение и помогли создать Дом-музей.
До последних дней своей жизни (Наума Григорьевича не стало в октябре 2022 года) Шафер готовил в своём музее музыкальные вечера для горожан, встречи с интересными людьми — поэтами, певцами, музыкантами. Его фонотекой бесплатно пользовались студенты и школьники. Даже ослепнув, при помощи Натальи Михайловны, Наум Григорьевич продолжал работать — писал книги, в которых тоже заступался за тех, кто незаслуженно забыт или обижен историками. И они оба не уставали восторженно благодарить всех, кто был рядом и поддерживал.
— Оля, мы с Натальей Михайловной разбирали газетные вырезки, и она мне снова прочитала вашу статью в поддержку музея. Мы захотели позвонить, чтобы ещё раз поблагодарить, — слышала я в трубке городского телефона слова Шафера с Капустиной о своей статье трёхлетней давности. Дальше шли дифирамбы, которые вгоняли в краску, но так грели душу.
Светлая память двум удивительным людям, делавшим нашу жизнь красивее, добрее, честнее, делавшим нас немного лучше.
