Духи собственного сочинения, шляпка ручной работы, посуда с гончарного круга – в эпоху масс-маркета изделия искусных ремесленников стали редкими артефактами. Однако в Европе еще есть мастера, которые продолжают традиции своих дедов и прадедов.
Ночь нежна
У белградской ночи есть свой запах: изысканный, чувственный, таинственный и опьяняющий. Поймать этот тонкий флер и заключить его в хрустальный плен под силу только одному человеку.
Ненад Йованов – последний парфюмер на Балканах. Духи «Белградская ночь» он наколдовал здесь, в своей маленькой лавочке ароматов, куда протоптало дорожку не одно поколение горожан.
Старые стеллажи, пронумерованные бутыли и банки с эфирными маслами, витрина с кремами и помадами – здесь все осталось в том же виде, как и много лет назад, при отце Ненада.
Заняться «сочинением» парфюмов семья Йованов решила в самое неподходящее время – в 1941 году, когда в Европе уже вовсю бушевала Вторая мировая. Знакомые качали головами: этот эфемерный бизнес на пороге войны – полнейшее безумие; но… перед грозой так пахнут розы!
Уже через пару месяцев после открытия лавочки Белград был захвачен фашистами. Выжить в оккупированном городе, продавая духи и помады, казалось делом нереальным.
Однако, как выяснилось, даже во время войны жизнь не заканчивается. Женщины есть женщины: жительницы Белграда являлись в парфюмерную лавку кто с яйцами, а кто и с курицей, выменивая еду на красоту.
— Захаживал сюда и один немец, — рассказывает Ненад. – Однажды он подошел к отцу и с заговорщическим видом приоткрыл полу своей шинели: оказалось там спрятана маленькая французская пишущая машинка. Трофейная…
Ненад на полуслове скрывается за занавеской лаборатории и возвращается с небольшим жестяным футляром. Щелкают замки – и вуаля, на прилавке появляется та самая французская машинка, которую немец обменял на югославский одеколон.
— Слушайте, да у вас тут настоящий музей! – в восторге хватаюсь я за фотоаппарат.
— Знаете, во время «Ночи музеев» историки включили мою лавочку в список посещаемых объектов. Так я осознал, что являюсь музейным раритетом, — смеется Ненад. – Кстати, именно тогда я и создал духи «Белградская ночь».
Парфюмер достает с полки темную бутыль, вставляет в нее пульверизатор – и я тону в облаке нежнейшего аромата. Искупать каждого посетителя в парфюме собственного изготовления – традиция, которую в этой лавочке неуклонно соблюдают семьдесят пять лет. Столько же лет, кстати, и самому пульверизатору – точнее, его металлической части, паянной-перепаянной, доставшейся еще от отца и хранимой пуще зеницы ока.
Конец золотой эпохи
Сколько народу сладко жмурилось в сладком тумане, который производил этот пульверизатор – сосчитать невозможно. Клиентов самого первого поколения, как и отца Ненада, уже нет в живых. Но сюда продолжают регулярно заглядывать новые генерации белградцев.
Наше интервью то и дело прерывают посетители: почтенная дама с ридикюлем зашла за своим обычным флакончиком духов и порцией неспешных разговоров о былых временах; юная девушка забежала за приготовленным специально для нее натуральным кремом; итальянец заехал, чтобы выбрать парфюм для своего приятеля; англичанка заглянула с просьбой «сочинить» что-то особенное для дочери ко дню рождения…
— Судя по всему, дела у вас идут хорошо, — делаю я заключение, глядя на толпу посетителей. Заключение, как выясняется, поспешное.
— Золотые времена парфюмеров давно прошли, — качает головой Ненад. – Расцвет нашего бизнеса пришелся на 50-60-е годы. Тогда в Белграде было 23 парфюмерные лавочки. Вы не поверите, но их владельцы были приятелями, а вовсе не конкурентами. Они делились друг с другом не только профессиональной информацией, но и сырьем – эфирными маслами, дистиллятами… Я помню, как многие парфюмеры с семьями – и мы в том числе – собирались на общие пикники, где велись серьезные разговоры о работе. Соперничества не было, потому что у каждой лавочки была своя «фишка», своя специализация. Мы, например, славились на весь город своими помадами.
Ненад опять исчезает за волшебной занавеской и появляется с необычным дырчатым прибором в руках.
— Вот это и есть машинка для изготовления помады, — поясняет парфюмер. — Здесь приготовленная масса затвердевает в форме цилиндра; только после этого ее можно помещать в футлярчик-тубу. В последний раз я изготавливал помаду, наверное, лет десять назад. Использовал, кстати, русский пчелиный воск. Он и до сих пор у меня хранится. У этого материала нет срока годности. Даже если у вас в руках окажется воск, из которого изготавливали косметику еще для Клеопатры, он будет вполне пригоден для создания новой помады. Но я больше этим не занимаюсь. Дешевый ширпотреб побеждает: «химическая» китайская помада стоит дешевле эксклюзивной натуральной. Поэтому моя машинка давно стоит без дела.
С духами – другая история. У Ненада эксклюзивные парфюмы на порядок дешевле магазинных «инкубаторских». Но сырье так «кусается», что обгрызает весь доход.
Главные компоненты духов – эфирные масла высокого качества. Они ценятся на вес золота и стоят примерно столько же. Купить их можно только в известных косметических рафинериях, которых — по пальцам пересчитать. На этих парфюмерных фабриках по «сто граммов» масел не наливают. Раньше их продавали в специальных сосудах по полкило – тогда частные парфюмеры еще худо-бедно наскребали денег на относительно приличный ассортимент эссенций. Но потом промышленники решили отпускать дорогую продукцию только в «тару» по пять килограммов, и этот день стал началом конца для ремесленников. Чтобы создавать собственные ароматы, необходимо иметь в лаборатории минимум 60-70 различных видов масел. При нынешних ценах надо быть миллионером, чтобы позволить себе такую ароматическую палитру.
Никто из белградских парфюмеров миллионером не был. Поэтому двадцать две из двадцати трех известных лавочек закрылись одна за другой. Так Ненад стал последним представителем вымирающей профессии. Он еще использует старые запасы и с тревогой думает о том времени, когда они иссякнут.
Учеников у парфюмера нет. Продолжателей семейного бизнеса – тоже. Сын Ненада выбрал себе другую профессию: он известный и востребованный в Сербии оператор. Отец им гордится и вовсе не настаивает на том, чтобы тот дневал и ночевал в лавке.
Но сам Ненад намерен остаться здесь до конца. Пока есть еще хоть капля сил. И хоть капля эфирного масла.
Несерийное производство
Косметическая индустрия катком прошлась по частным парфюмерам, на корню уничтожив мелких конкурентов. Конечно, нельзя сказать, что талантливых «носов» в Европе больше не осталось. Но работают они по большей части в промышленных лабораториях. Изощряются как могут, изобретая духи с запахом раскаленного асфальта, жженой резины и даже похоронного бюро. Получают астрономические зарплаты, ведя при этом аскетическую жизнь: «носам» запрещено пить, курить и даже есть изысканную еду – чтобы не утратить остроту обоняния.
Результаты креативной деятельности «носов» мы можем видеть на полках парфюмерных магазинов. Здесь духи – как колбаса в супермаркете: сортов много, но специально по вашему заказу – ничего.
А в лавочке семьи Йованов больше 70 лет клиенты вдохновенно машут руками, описывая запахи своей мечты. Парфюмер выслушивает, достает склянки и флаконы, — и начинается настоящая магия. Духи – это вам не банальный коктейль ароматов, который «смешать, но не взбалтывать». Составление парфюмерной композиции – это тончайшее искусство, как музыка или живопись.
Увы, но это искусство, выжившее даже во время войны, может не пережить эпоху глобализации. Транснациональные корпорации, расползаясь по всем континентам, загоняют в гетто все уникальное, штучное и индивидуальное. И границы этого гетто постоянно сужаются.
Тем не менее, еще не все старинные ремесла в Европе вымерли – вопреки усилиям промышленных монстров. Прогуливаясь по Белграду, вы можете увидеть, к примеру, шляпные салоны: здесь, как и сто лет назад, мастера шьют головные уборы вручную из фетра или плетут из соломки.
Шляпники в шутку называют себя безумными: потому что, как и последний парфюмер, работают себе в убыток. Но фамильного дела не бросают. До самого конца.
Некоторых мастеров в Белграде не забывают и после смерти. Легендарного Невена Вргоча и его шелковые галстуки ручной работы знают не только на Балканах, но и во всем мире. Жан-Поль Бельмондо, Джордж Буш, Жак Ширак, Генри Киссинджер – вот лишь немногие из его клиентов. За сорок лет своей работы Невен создал тысячи галстуков. И между ними не было двух одинаковых. Недавно мастер умер, но его дело продолжают ученики.
…Почему одни ремесла выжили, в то время как другие канули в Лету? На этот вопрос нет однозначного ответа. Почему, например, в Белграде сохранилась мастерская по производству сёдел – в наш-то автомобильный век? Или почему не сдается семья Костичей, которая уже 50 лет производит… щетки из натуральной кабаньей щетины?
Почему в Европе по-прежнему стучат молотками кузнецы, вертят гончарные круги горшечники, выдувают вазы стеклодувы и карабкаются на крыши трубочисты? Вовсе не для того, чтобы позабавить туристов, как думают сами туристы.
Все дело в генетической памяти. Европу такой, как она есть, создали ремесленники. Ремесленники, чье мастерство часто возносилось до вершин искусства. Ремесленники, которые с гордостью ставили личное клеймо на своих шедеврах. Ремесленники, которые научили потомков презирать все безликое и ценить уникальное.
Увы, таких мастеров сейчас осталось мало. Но они не исчезнут, пока жива старушка-Европа. А может быть, даже и так: старушка Европа жива, пока не исчезли ее мастера.
Татьяна Гуторова, Сербия, специально для «Наша Жизнь» №11, 20.03.19
