Релоканты возвращаются из Европы в Россию. По приблизительным оценкам, в родные пенаты устремились от 25 до 40 процентов переселенцев. О причинах нового тренда – в нашем материале.
Номады 2.0.
Из диалога в одном европейском кафе:
— А вы откуда будете?
— Из Павлодара. Вы, наверное, не слышали про такой город?
— Что вы, как не слышали! Скриптонит же оттуда! – пауза; нерешительно, с почтением к моим мафусаиловым годам: — Вы знаете, кто такой Скриптонит?
…Я знаю, кто такой Скриптонит. Вон на заборе (а забор – в центре Белграда) висит его выцветшая афиша. Меня больше удивляет, что парня из Павлодара знают мои собеседники: трое с Кипра, один из Аргентины и еще пара из Турции. Место жительства у всех разное, но язык один: русский. И судьба одна на всех – релокантская. Непростая, но захватывающая.
Все мои собеседники – айтишники. В Белград приехали «присмотреться». Цифровые номады постепенно превращаются в кочевников по жизни: меняют страны и континенты в поисках условий покомфортнее.
Сербия стала для многих переселенцев второй, а то и третьей страной релокации. Не сидится эмигрантам не месте. Где-то климат непривычный, где-то интернет медленный, где-то менталитет уж совсем поперек… А, как известно, голому собраться – только подпоясаться: рюкзак за плечи, кота в переноску – и здравствуй, новая родина.
В Сербии и климат, и менталитет, и отношение к русскоязычным – максимально комфортные. Поэтому за последние два года здесь пустили корни около 200 тысяч переселенцев – причем не только из России: украинцев и белорусов здесь тоже очень много.
Война войной, а обед по расписанию
Начали, конечно же, со щей-борщей: за пару лет в Сербии открылись полторы сотни русских ресторанов и кафе. Местное население поначалу такие заведения посещало редко: при всем своем русофильстве гречку, селедку и пельмени сербы воспринимают как малосъедобную экзотику. Концепцию борща вообще не понимают: что это за теплый салат с водой?
Но постепенно русские рестораны начали приобретать все большую популярность у местных. Во-первых, потому что здесь запрещено курить (а сигаретный дым – это главный бич балканского общепита). Во-вторых, потому что интерьеры всегда затейливые и креативные. В-третьих, потому что атмосфера приятная и публика душевная. В-четвертых, можно бесплатно попрактиковаться в изучении русского языка (а в Сербии уроки русского – прямо модный тренд; великий и могучий учат не только школьники, но и взрослые, включая президента Александра Вучича и супертеннисиста Новака Джоковича). Ну и яства русские наконец распробовали: особенно местным зашли сырники, грибочки, пироги и квас.
Наши руки не для скуки
Русские на чужбине занимаются не только ресторанным бизнесом. Кто-то строит, кто-то шьет, кто-то трубы починяет. В Сербии за последние два года переселенцы из РФ открыли около 10 тысяч фирм. Большая часть из них, конечно, работает в сфере IT. Достаточно упомянуть, к примеру, что в Белграде теперь находится штаб-квартира Яндекса.
Десятки тысяч высококлассных специалистов в области высоких технологий – для маленькой Сербии это просто подарок судьбы. Отток собственных «мозгов» давно стал для страны одной из самых серьезных проблем: талантливая балканская молодежь уезжает поступать в престижные университеты Западной Европы и Америки — и обратно, как правило, уже не возвращается.
Поэтому массовый приток талантов из России пришелся Сербии настолько кстати, что местные власти даже изменили некоторые законы под новоприбывших. Теперь релоканты имеют реальную возможность получить здесь ПМЖ и гражданство всего за три года. Таким образом правительство надеется задержать у себя большой IT-пул, что в перспективе может крайне позитивно отразиться на развитии высоких технологий и экономики страны в целом.
Хватай мешки, вокзал поехал!
Но несмотря на режим максимального благоприятствования, некоторые релоканты снова собирают чемоданы — и едут обратно в Россию.
Причин тому несколько. Первая и главная – семейные связи. Мамы, бабушки, тетушки и дядюшки, оставшиеся на родине, уже все глаза выплакали за своими беглецами. Долгие сеансы связи по скайпу, уговоры, увещевания, мольбы – вода камень точит. С чего начинается родина? С родных, конечно. Пара лет, чтобы это осознать – в общем-то, не такой уж долгий срок.
Вторая причина ре-релокации – выгодные предложения от работодателей. Поскольку в России образовался большой дефицит кадров в IT-сфере, хедхантеры разыскивают уехавших специалистов по интернету и предлагают им весьма заманчивые суммы и высокие посты в московских фирмах. Многие беглецы решают, что упустить такой шанс было бы глупо, и возвращаются на родину в предвкушении головокружительного карьерного роста.
Третий фактор, влияющий на принятие решения о возвращении – сложности с адаптацией на чужбине. Кому-то морально сложно встроиться в новую реальность, а кому-то тяжело найти работу по своей специальности. Не все релоканты – айтишники, и не все имеют возможность работать удаленно.
В то же время рынок труда на Балканах весьма ограничен, рабочих мест далеко не всегда хватает даже местным – чего уж говорить о приезжих, которые зачастую даже языком не владеют.
Ну и самое важное: слухи о тотальной мобилизации, от которой бежали многие молодые люди призывного возраста, вроде как не подтвердились. Мамкины вояки облегченно выдохнули и вернулись в привычную среду: к своему лавандовому рафу, к своим барбершопам, к своим самокатам и к своим стендап-вечеринкам. О двухлетних эмигрантских скитаниях они теперь рассказывают в телеграм-каналах как о невероятном приключении.
Нормально, Григорий!
Сколько всего релокантов вернулось на родину, сказать сложно из-за отсутствия точной статистики. В российских источниках утверждается, что за последний год в родные пенаты вновь перебралось около 40 процентов экс-переселенцев.
Не берусь судить об истинности этих цифр, но по моим субъективным ощущениям в Сербии упомянутый показатель меньше – на уровне 20-25 процентов. Массового исхода релокантов из Белграда пока не наблюдается в силу либерализации законов и наличия приличной работы для айтишников.
А вот в странах Евросоюза нормы законодательства по отношению к релокантам, напротив, ужесточают. Бюрократические проблемы и сложности с получением ВНЖ вынуждают переселенцев сниматься с места и воленс-ноленс перебираться на родину. В такой ситуации рассказы о 40 процентах возвращенцев кажутся уже вполне реалистичными.
Сохранится ли эта тенденция дальше – большой вопрос. Маленькие люди, зависящие от большой политики, вынуждены реагировать на происходящее быстро. А быстро – это далеко не всегда значит дальновидно, особенно если учесть, что решения часто принимаются в условиях ограниченной информированности.
С другой стороны, а что плохого в том, что люди по миру поездили, себя показали, на других посмотрели? Как у Жванецкого: «Ничего, говорю, по буфетам походили, с людьми познакомились, на скамейке полежали… Нормально, Григорий!.. Отлично, Константин!»
Татьяна Гуторова, Белград, Сербия, специально для «НЖ»
