
7. Старый город
Здесь красота старинных улиц
И строгих каменных церквей…
И сердце шепчет: сикварули —
С любовью Грузии моей.
Светлана Магницкая
(Сикварули — это грузинское слово, которое буквально переводится как «искать что-то». Оно используется как выражение поиска знаний и часто ассоциируется с мудростью. В грузинской культуре Сикварули считается одним из самых важных аспектов жизни).

Погулять по старинным районам столицы, соседствующим с крепостью – вообще отдельное удовольствие. Если современные кварталы Тбилиси имеют уже вполне европейский вид, то Старый Тбилиси – это нечто особенное, и его любят все туристы. Узкие улочки и старинные дома создают особую, очень уютную атмосферу. И хотя цены в местных кафе и магазинах несколько завышены, людей здесь всегда много.

Старый Тбилиси – в принципе, совсем небольшой район города, но не стоит думать, что тут можно все осмотреть за пару часов. Район настолько насыщенный, что можно смело распланировать целый день на прогулки по его узким и извилистым улочкам. Именно здесь находятся все главные достопримечательности, такие как крепость Нарикала, площадь Свободы, собор Сиони, серные бани, средневековые церкви Метехи и Анчисхати, театр марионеток и еще много разных любопытных мест.

Гулять тут можно, в общем-то, бесконечно — заглядывая в каждый дворик и в парадные, обращая внимание на барельефы зданий, лепнину, деревянные двери, винтовые лестницы и резные балконы. Они все уникальны и неповторимы. А когда по-настоящему устанешь, можно остановиться и попробовать знаменитые грузинские блюда в одном из здешних кафе.

И хотя термин «Старый Тбилиси» уже давно используется для обозначения исторической части города, административный район с таким названием был сформирован лишь в 2007 году из улиц и кварталов четырёх административно-территориальных районов столицы (Мтацминда-Крцаниси и трех других).

«… Как приятно ходить по улицам, которые сами кривые и дома все кривые и видно, что они построены изначально криво и никогда прямыми не станут. Так построены изначально! Во всём этом чувствуется какое-то особенное отношение к жизни. В этой кривизне чувствуется не усмешка, а улыбка. Вот с этой улыбкой я уже неделю здесь и живу…

И любой человек, привыкший к красотам Европы, исходивший самые прекрасные улочки Флоренции, Брюгге, Лондона или Праги, понимает, что он не был готов к такому впечатлению. Он понимает, что он попал в город, сотканный из каких-то самых разнообразных нитей, разных веков, культур и вкусов. Город, каким-то чудом уложенный в невероятной красоты ландшафт, нанизанный на нитку реки Куры, как самым причудливым образом ограненный и оправленный бриллиант…»

(Из дневника писателя и актера Евгения Гришковца)
Но так было не всегда. Трудно представить, что относительно недавно как раз эту часть Тбилиси приезжие путешественники описывали совсем по-другому:
«Большая часть улиц хотя и вымощена булыжником, но самым примитивный образом, и к тому же они содержатся очень грязно, благодаря чему пыль, в особенности во время ветров, окутывает город густыми облаками… В старых грузинских и персидских кварталах он (приезжий) встречается с полнейшей Азией… За Эриванской площадью начинается уже азиатская часть города — Майдан с кривыми узкими улицами, тупыми переулками, отличающийся восточной неряшливостью… Что касается чисто азиатских частей города, то они представляют собой клоаки, тонущие в грязи и отбросах».

(Григорий Москвич. Иллюстрированный практический путеводитель по Кавказу. Одесса, 1899 г. – орфография здесь осовременена)
В те времена в городе плохо работал водопровод, и нередко население по несколько дней оставалось без воды. Канализация находилась в зачаточном состоянии. Городские власти с трудом выделяли средства на жизненно необходимую модернизацию. Кстати, план реконструкции города подавал в свое время А.С. Грибоедов – тот самый, похороненный сегодня в Пантеоне на Мтацминде…

Прошло всего около ста лет, и подобного рода описания радикально поменялись. Более того, в них даже стали звучать по-настоящему поэтические нотки:
«Вы всегда окажетесь в пространстве малом и уютном, чтобы обернуться и увидеть даль и гору. И этот постоянный выход в новое, чуть в то же время прежнее, пространство успокоит, утешит, умиротворит.


Город повиснет на левом отвесном берегу мыльной широкой реки действительно как гнездо: балки и балкончики будут торчать за край как прутики гнезда. Он плавно и вечно поползет вверх по правому пологому берегу, обвивая ближние склоны, как виноград, и какие-то листья будут крупнеть, темнеть, грубеть, какие-то желтеть, краснеть, какие-то свеже зеленеть, и весь этот коврик будет — город. А сверху он предстанет как этажерка, как один разросшийся спичечный коробок: полочки, терраски, лесенки, галерейки будто соединят дом с домом, — все это скрепит то ли общее дерево, которое, растя в одном дворе, нависает над другим, то ли общий виноград, перекинувшийся с балкона одного дома на балкон другого… Все разрослось, запуталось, срослось — все это живо.


Вы бредете по нему, ничего не предполагая, как в лесу. Однообразие и постоянное изменение, неоткровенность закона — дерево. И это неутомительное однообразие, незаметное разнообразие — этот живой ритм — город начинает совпадать с вашим дыханием, пульсом, шепотком крови.
Но даже если сумеете что-нибудь еще пожелать от жизни (как от избытка любви можно хотеть любви еще и внутри взаимности), то и блажь может сбыться в этом городе, тут же, за поворотом…»
(Андрей Битов. «Грузинский альбом»)
Как быстро и как радикально может все меняться в нашем мире!


Продолжение следует…