Кто больше виноват – мамы, бросающие детей на бабушек или сотрудники УБН, которых наркосбытчик из Аксу назвал своими кураторами? Разбирался Ratel.kz.
Напомним, в ноябре прошлого года Виталий Балаюан под нажимом аксуских футболистов, которые сейчас обвиняются в вымогательстве, сообщил на видеокамеру, что распространял наркотики под чутким руководством полицейских Миши, Сереги, Масхата, Дархана, Ербола и Нурика из Экибастуза.
— Несмотря на заявление потерпевшего о том, что видео записано под давлением подозреваемых, создана специализированная следственно-оперативная группа, которая проводит проверку по материалам видео, опубликованным в социальных сетях, — сообщил тогда заместитель начальника ДП по следствию Рашад Утеуов.
На этом информация про Миш — Нуриков иссякла. Их судьба широкой общественности на сегодняшний день неизвестна. Зато не иссякают странные личности, которые под воздействием солей гуляют по Павлодару неглиже. То есть, распространителей в существующих реалиях победить невозможно. Можно ли тогда как-то вдолбить подрастающему поколению, что не нужно даже пробовать?
Гульжайна Даримова, депутат павлодарского гормаслихата, блогер:
— Среди моих близких друзей в Павлодаре три семьи, в которых один или несколько членов сидят на мефедроне, и я в ужасе. У сына близких друзей, занимавшего руководящую должность в строительном бизнесе, на работе вся молодежь толпой сидела на наркотиках. Домефедронились, что их всех уволили. Другой друг пил, по пьяни попробовал мефедрон и подсел. Он занимался тендерами, под кайфом какой-то подряд сорвал, теперь должен больше 70 миллионов. Жена уже все имущество отдала за его долги. Это очень тяжело остановить, потому что наркотик легкодоступен. Заказал в телеграм-канале, заплатил 20 — 25 тысяч за дозу, тебе в любом месте закладку сделают.
Сергей Лаптев, координатор одного из самых первых частных реабилитационных центров в Казахстане — «Рекавери — Павлодар»:
— По последней информации, Павлодарская область в лидерах по Казахстану. Как говорят мне наркоманы, у нас от 50 до 80 магазинов, в основном в телеграме, но и через всякие тор-браузеры тоже заходят. «Гидра» сломалась, появились другие маркетплейсы. Оплата бывает карточками, бывает биткоинами, киви, кажется, сейчас не популярен. Ситуация в целом по всей стране печальная. Недавно был в Узбекистане, там тоже синтетика обороты набирает в интернете – мефедрон, соли. По всему миру так. Употребляющие становятся все моложе и моложе. Хожу по колледжам и университетам, провожу беседы и вижу – каждый третий пробовал. Каждый второй знает все названия, значит, интерес какой-то возник, есть круг общения, где это произносится, озвучивается. Нужно проводить мероприятия не в университетах, где уже сформировавшиеся личности, а среди детей. Формировать им здоровые привычки, идеологию, хобби, чтобы детей что-то объединяло и они занимались чем-то созидательным, полезным. Туда нужно выделять государственные деньги.
Иван Подскрёбкин, руководитель реабилитационного центра «Рекавери – Павлодар», клинический психолог:
— Чем ты напитан до трех лет, то и получишь. Очень важно, чтобы до этого возраста всегда рядом была мама, а не бабушка, дедушка, няня. Это биологически так заложено, до трех лет нужно сформировать определенные теплые, доверительные отношения с матерью. Иначе будет смена ролей, авторитет сразу теряется, и когда мама захочет говорить с ребенком в роли родительницы, он будет воспринимать ее как тетю. Даже отец до трех лет не так важен, он уже позже формирует личность, особенно девочек. Доверительные отношения с матерью — один из факторов, влияющий на то, как человек из вроде бы благополучной семьи восприимчив плохому влиянию.
Пациент реабилитационного центра «Рекавери – Павлодар», находящийся здесь восемь месяцев:
— Мне 19 лет, в пятом классе покурил первый раз анашу. Дома был конфликт, вышел на улицу, знакомый пацаненок стоит курит, я думал просто сигарету. Говорю – дай затянуться. Затянулся, меня тогда убило минут на 40. Стало одновременно хорошо и плохо, запомнил это ощущение очень сильно. Сначала периодически употреблял, примерно раз в две недели. Потом раз в неделю, три раза в неделю, каждый день. Это с 11 до 14 лет. Деньги копил, воровал дома. В середине 2018 года попробовал «скорость». Тогда я сбежал из дома, сидел в компьютерном клубе, пацаненок предложил в пипетке. Знаете, как это все происходит? Соль плавится в стекле и курится. Меня зацепило, понравилось. Мы сидели на улице полтора часа, общались, и время пролетело как секунда. Была эйфория, казалось, что и темы интересные, и сам я такой жутко интересный. Стал воровать дома деньги. С жалобным видом придешь домой: мам, можно, я поем? Она тебя пустит, по головке погладит, скажет: как мне тебя жалко. Через некоторое время деньги от меня дома стали прятать, воровал из магазинов. Мама сказала – если будешь так себя вести, не возвращайся, и я ушел. Покайфовал, потом закончились все способы добычи денег, позвонил домой.
Мама приехала, взяла за руку и прямо из компьютерного клуба в три часа ночи увезла на первую реабилитацию в частный центр. Там своя программа, расписание, режим, психологи, короче, все что нужно. Я каждый день думал о том, как выйду и начну опять употреблять. Через шесть месяцев вышел, мама меня с объятиями встретила, сказала: я так по тебе скучала, начинай новую жизнь. Оплатила мне Китай. Я полетел в колледж Янчина, чтобы за год выучить язык и потом получать там специальность. Прилетаю, на четвертый день нахожу, где брать анашу, срываюсь и все идет по накатанной.
Проходит четыре месяца, возвращаюсь домой, ругаюсь с мамой, ухожу жить к отцу, который выпивает. Вторая реабилитация в частном центре. Уже появились мысли, что надо и правда завязывать. И вроде все идет нормально, у меня есть динамика в поведении, начинаю волонтерить, помогаю ребятам. Потом в результате того, что я легкомысленный и ленивый, все это бросаю, начинаются срывные процессы.
Опять обращаюсь к маме, говорю, что решил уехать в Москву, начать там жизнь с чистого листа, устроиться барменом. Мама снова верит, что все буде хорошо, дает денег, плюс я еще сам беру кредиты. Лечу в Москву и в дороге планирую, как сорвусь. В Москве срываюсь, трачу все деньги, меня выгоняют со съемной квартиры. Мама покупает билет в Астану, она в шоке. Уже сам иду на реабилитацию в частную клинику, потому что мне негде жить.
Через неделю приезжает мама с полицейским. Она написала заявление, что сын употребляет наркотики, опасен для общества, и я с реабилитации еду в наркологию на принудительное лечение. По дороге пытаюсь убежать, меня догоняют. В наркологии трезвостью не пахнет, доходят передачки, мы пьем спирт.
За первой наркологией идет вторая. Я понимаю, что отношений с мамой уже нет, я довел ее. И что потерял вообще все отношения с окружающими. Тетя, дядя, братишка, дед, куча бывших знакомых и друзей в какой-то момент стали сбрасывать звонки.
Да много чего я потерял. Ни образования, ни навыков, выпусти меня сейчас, если я даже устроюсь на работу, через три дня на нее просто забью, потому что у меня нет привычки жить обычной жизнью, какая есть у вас. Единственная возможность, которая у меня есть – оставаться в центре и волонтерить.