В 2019 году у памятников ликвидаторам последствий аварии на Чернобыльской АЭС в разных городах по всему миру стали появляться цветы. Причем не только 26 апреля — в дату 33-й годовщины трагедии, но и в мае-июне. Причиной возрождения интереса к непростой теме стал ошеломительный успех зарубежного ТВ-мини-сериала «Chernobyl», снятого английской компанией Sky совместно с американским каналом HBO. Сериал заставил людей вспомнить аварию на ЧАЭС и задуматься об ответственности человека за свои действия.
Удар мирного атома
В 1 час 23 минуты 26 апреля 1986 года на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС произошел взрыв, который полностью разрушил реактор. Последствия этого взрыва несколько лет ликвидировали тысячи граждан СССР.
В первые дни после аварии люди в радиусе 30 км были вынуждены покинуть свои дома. Эвакуировали сотни тысяч людей. Для ликвидации последствий было задействовано более 600 тысяч человек и огромное количество спецтехники. Только за пять лет ликвидации также было призвано из запаса 500 тысяч человек, по свидетельству военного руководства операции. Радиоактивное облако, образовавшееся из-за взрыва, выпало в виде осадков на огромной территории по всему миру. Ликвидаторы в зоне отчуждения рыли тоннели под реактором, окапывали дамбу возле реки, откачивали воду из реакторных помещений, чтобы пресечь распространения заражения в грунтовые воды. Лишь спустя несколько месяцев, в ноябре 1986 года был изготовлен бетонный саркофаг, в котором закрыли взорвавшийся реактор.
Прошло уже 33 года. Но, по данным украинских экспертов-экологов, последствия аварии на ЧАЭС удастся устранить не ранее чем через 100 лет. А чтобы восстановить естественный радиационный фон – тысячи лет.
Американский сериал «Чернобыль» создан на основе многочисленной документалистики и по воспоминаниям участников событий. Пятисерийный исторический драматический фильм сразу побил рекорды саги «Игра престолов» от того же HBO.По многочисленным отзывам, зрителей задело за живое. Люди по всему миру с напряжением следили за рассказом о развитии событий 33-летней давности, ужасались, задерживали дыхание, не смея поверить в то, что случилось, рыдали и сопереживали героям и тому, что уже давным-давно произошло. Страшно оттого, что почти каждый герой фильма имеет прототип. И не только в ключевых сюжетных линиях. Образы тысячи героев-ликвидаторов, пожертвовавших собой ради безопасности человечества, в кино — лишь эпизоды на доли секунды.
Отдельная красная линия – поиск истины. Главной темой фильма стала фраза: «Какова цена лжи?». Ведь ложь, как и радиация, не видна, но ее последствия тоже порой смертельны. Создатели фильма поясняют, фильм экранизирует «истинную историю одной из худших техногенных катастроф в истории и рассказывает о храбрых мужчинах и женщинах, которые пожертвовали собой, чтобы спасти Европу от невообразимой катастрофы. Мини-сериал сосредоточен на душераздирающем масштабе катастрофы на атомной станции, раскрывая, как и почему это произошло, и рассказывая шокирующие и замечательные истории героев, которые сражались и пали». Сценарист и продюсер сериала Крэйг Мазин считал себя обязанным «перед теми, кого уже нет, и теми, кто все еще с нами, сделать все настолько правильно, насколько это возможно». К слову, в одном из интервью он отметил также, что во время съемок изменил свое отношение вообще к использованию ядерной энергии, даже в мирных целях.
Правдив ли сериал о катастрофе на ЧАЭС, и что там было на самом деле, рассказывают участники событий — ликвидаторы-чернобыльцы из Павлодарской области.
«Наградили грамотами»
Директор Экибастузского колледжа ИнЕУ Кабдылкамыт Каржасов – ликвидатор последствий аварии на ЧАЭС. Сериал пока не видел, но свою службу под Чернобылем прекрасно помнит. 31-летнего инженера-строителя Каржасова в числе 67 офицеров запаса Павлодарской области призвали в Чернобыль в 89-м. Набирали зрелых, семейных мужчин, у которых уже были дети.
С апреля по октябрь они очищали от радиоактивного загрязнения населенные пункты, расположенные за 30 км от АЭС, на границе с зоной отчуждения. Первым был город Хойники, наиболее пострадавший от радиации. До аварии здесь жило 45 000 человек. Сейчас – 12 000. Ликвидаторов разместили в школе. Они снимали пораженный радиацией слой земли с территорий у школ, детсадов, сносили здания и строили новые. Потом была опустевшая деревня Дудичи, где оставались только старики и женщины. Мужчины и молодежь подались на заработки в Гомельскую область. Впоследствии деревню расселили.
Каким был уровень радиации, ликвидаторы не знали. Счетчиков Гейгера у них не было, а дозиметристы говорили о 10 микрорентгенах в час, при допустимых 30. Им верили на слово. Между тем, Каржасов работал и в 100 км от ЧАЭС. Значит, уровень радиации был высоким и там. За то, что люди, рискуя жизнью, встали живым щитом против радиации, их наградили грамотами.
Из 32 000 казахстанцев-чернобыльцев осталось порядка 6000. Остальные умерли или мигрировали. В Экибастузе осталось 53 чернобыльца. Половина страдает от болезней. С 2016 года Кабдылкамыт Каржасов возглавляет ОО «Союз Чернобыль» Экибастуза. Вместе с братом, талантливым художником, ныне покойным Галымом Каржасовым он разработал эскиз монумента, посвященного экибастузцам-чернобыльцам. Памятник установлен в парке «Шахтер».
«Спелые яблоки в садах пустого города – и все заражено»
Художник Андрей Оразбаев родился в Павлодаре в 1963 году. Окончил инженерно-строительный факультет Павлодарского индустриального института, учился в школе художников-оформителей, затем на художественно-графическом факультете Омского государственного педагогического института. Член Международной федерации Союза Художников России и Союза художников Казахстана. Известен, как художник перформанса, работающий в жанре слияния изобразительного искусства и театрального действа.
Оразбаев участвовал в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Около месяца он вместе с другими ликвидаторами в экстремальных условиях строил саркофаг над четвертым блоком. В 2007 году стал автором памятника жертвам аварии на ЧАЭС, установленном в Павлодаре. Посвятил 30-летию аварии на ЧАЭС одну из своих персональных выставок в областном художественном музее.
Андрей Оразбаев: В фильме много предвзятости к СССР. Конечно, достаточно и киноляпов. Но и атмосфера аварии передана верно, особенно в первых сериях. У меня даже было ощущение дежа вю – один в один! А я был в третьем реакторном блоке, и будто снова побывал.
Много в сериале неточностей. С этой водкой в фильме – ну не было водки у нас. Или с расстрелом брошенных собак и кошек – я такого не видел. В фильме большой акцент на этом сюжете сделали. А о работе ликвидаторов последствий аварии мало рассказали, и с несоответствиями. Показывают осень 1986 года, а я именно осенью был там. И мы уже практически достраивали третью часть саркофага, а в фильме еще даже графит не сбросили.
Атмосфера работы не так выстроена в фильме – это просто была огромная стройка, 5000 человек. Мы работали в четыре смены. Не было никакой чистой территории на станции, все было завалено обломками. Везде бегают рабочие, дозиметристы, везде висят таблицы с уровнем радиации. Когда я там был, обстановка уже устоялась, и какие-то недоработки устранили. Дозиметристы каждые 3 часа со станции ходили, поверяли. С дозиметрами все нормально было уже: лично мне на смену выдавали дозиметр, и у каждого еще накопитель был, показывал облучение.
Мне фильм понравился тем, что в нем подробно рассказана схема аварии. Я до этого не знал, что там произошло именно в технической части, очень интересно. А тогда же деталей вообще никаких не было. Когда я отправился в Чернобыль, секретность была полная, КГБ следил за этим. Вообще не знал, куда еду: я строитель, офицер, мне дали приписное свидетельство, призывали на срочную службу. Приехал в Киев, позвонил по номеру телефона, который дали. Мне в этом АО «Изотоп», кажется так, сказали: такая-то электричка до такой-то станции, а там будет такой-то объект. Там встретили, посадили на автобус, привезли. В общем, я узнал, что я приехал в Чернобыль, только когда я уже был в самом Чернобыле, в 30-километровой зоне и надо было переодеваться в спецовки. «А где я?» — «Как где? В Чернобыле!». Никакого отдыха – сразу на смену, на станцию.
В основном там были строители, дозиметристы, химики, военные. Жили в построенных комфортабельных двухэтажных коттеджах в Иванкове, в 100 с лишним километрах от Чернобыля. Каждый день 3 часа дорога, 6 часов смена, 3 часа обратно, принять душ и спать. Утром все снова. Я там провел около месяца, примерно за это время накапливалась доза облучения, превышать которую нельзя. Норма — не более 1 рентгена в день, за превышение наказывали. И я отвечал за то, чтобы мои рабочие не получили больше 1 рентгена.
Мы работали на самом 4-м блоке. Группа в 30 человек. Нам давали участок, где был известен радиационный фон – 30 рентген, где было можно работать 2 минуты. За эти 2 минуты можно было успеть схватить камень, отнести и бросить лопату цемента. Работали и в другой зоне, где фон был гораздо ниже. Общая норма 25 рентген — 25 дней максимум можно отработать. Но бывало и такое, что некоторые ликвидаторы сразу попадали в места, где фон резко повышен, и сразу получали всю допустимую дозу облучения.
Никакого напряжения я не ощущал, может, по незнанию или молодости. Да, опасно, но ты этой опасности не видишь и не чувствуешь. Моментально радиация не действует, и на следующий день, только через какое-то время. У меня последствия начали проявляться примерно через 9-10 месяцев — нарушения зрения, и головные боли и т.д. Возможно, пребывание в зоне отчуждения повлияло на то, что я переключился полностью на творчество, когда приехал назад. Но напрямую я эти события не связываю.
Техника строительная использовалась очень интересная, 60-метровые немецкие краны со стрелами тоже метров по 60. Краны обшиты свинцом, операторы управляли по монитору. Это была глобальная стройка с напряженным графиком работы. Решались очень сложные инженерные задачи, и я принимал в этом участие. Напряжения в плане опасности не чувствовалось, а вот в плане ответственности за работу – да. Я попал на станцию в октябре 1986 года. И к 7 ноября, к очередной годовщине революции, как водится, пообещали закрыть саркофаг полностью. Горячка и спешка не помогла, к дате не успели – это было невозможно
Припять – достаточно современный город с многоэтажками. А Чернобыль — в основном из частного сектора. Когда я приехал туда, никаких животных в Чернобыле не было. Что меня впечатлило, так это сады. Людей нет, пусто, тихо. Осень, все палисадники цветут и плодоносят. Вокруг спелые яблоки висят — и все заражено, ничего нельзя трогать. Было жутковато ходить по такому красивому, пустому и непонятно опасному месту.
Нам выдавали методички и пособия по работе во время радиации. Описывались возможные последствия облучения. В том числе в материалах говорилось о том, что серьезные риски могут проявиться в четвертом поколении. В перерывах между работой мы эти книжки читали, пугали друг друга и называли мутантами.
Авария на ЧАЭС — прецедент. Люди раньше не сталкивались с такой ситуацией, с такими задачами и с такой массой последствий радиации. Все еще так мало изучено. В фильме говорили, что раз не выдерживает техника, то в СССР есть биороботы, имея в виду жителей страны, которых можно использовать для ликвидации последствий аварии. Я не ощущал, что мной манипулируют, или используют. Отношение было другое. А вот чувство, что мы делаем очень важное дело для всего человечества, было. Только за счет этого вся работа и проводилась.
Мне было 23 года, и в Чернобыль приехало очень много молодых ребят. Были люди постарше: «партизаны» — призванное на сборы взрослое мужское население. Они немного по-другому на все смотрели. Возможно, в силу возраста и понимания энтузиазма у них было меньше. И они, и военное руководство, люди старшего поколения к нам относились с заботой. Они очень жалели, что молодежь пришлось привлекать.
Саркофаг строили с большими проблемами — и об этом в фильме ничего нет. И конструкций таких не было раньше, и в рабочей зоне находиться можно только 1-2 минуты. Таблетки йода всегда лежали на столах в столовой, но никто их не пил из-за какой-то юношеской бравады. Мы просто работали, постоянно об опасности нам не напоминали. Хотя висели указатели, что здесь зона радиационного воздействия 30 рентген, здесь 15, а здесь 5. На изучение станции давалось 3-4 дня. Я каждому новому мастеру и прорабу передавал опыт. Сопровождал и показывал – здесь идем, а тут побеждали, нельзя долго находиться. А тут можно отдышаться.
Огромный бункер на самой станции был обшит свинцом, мы там могли перевести дух. Наполовину комната была заставлена ящиками с «Боржоми». Другой воды не было – мы и умывались «Боржоми», и пили, и полы мыли. Противогазных масок, как показано в фильме,не было. А бумажные респираторы «Лепесток» мы брали по 20 штук на смену – минут 15 пробежал, и маска перестает работать.
Руководство приезжало, и заместитель председателя Совета министров СССР, руководитель операции по ликвидации аварии Борис Щербина тоже. В бункере с мониторами, где центр управления, я тоже не раз бывал. Атмосфера царила либеральная. Вопросов по дисциплине не было, и так все понятно. Если не считать того, что некоторые пытались завысить дозу, чтобы быстрей уехать. Клали накопитель на колесо машины, и в течение часа он набирал предельную дозу. Но сотрудники госбезопасности пресекали такие факты.
При СССР по закону достаточно серьезно поддерживали ликвидаторов — социально, материально и в плане медицины, что было очень важно. Когда Советский Союз развалился, в России еще остались льготы, а в бывших республиках законодательство в этом отношении стразу упразднилось. Потом стали понемногу возвращать. Но сейчас даже и на половину того, что было, чернобыльцы по государственной социальной поддержке не вышли. Проблем много.
Моду на туры в Чернобыль я не одобряю. Хотя у меня до сих пор есть пропуск. Но думаю, что там небезопасно. Я вижу, что там сейчас сделали: саркофаг сверху накрыли еще одним куполом. Было бы интересно посмотреть, как развивается жизнь и природа в зоне отчуждения.
Молодежь, которая не знала о Чернобыле, будет знать о ней по фильму. В целом это хорошо, если исключить тему предвзятого отношения к советскому прошлому. Но это можно отсеять. Может, так утрированно и нужно было показать, что такого кошмара не повторялось. Даже те жесткие сцены с последствиями радиационного облучения пожарных и работников станции после аварии. Я эту тему близко воспринимаю, все снова вспомнилось и всколыхнулось. Пропаганда – не главное. Главное – увидеть опасность, которая грозит человечеству.
Фильм нужный. Если убрать антисоветскую пропаганду, то тему он поднимает своевременную и важную, которую с годами стали забывать. Это прямое предостережение против опасности ядерного оружия, предостережение и про мирный атом. Человечество залезло в такие дебри, что малейшая ошибка может привести к ужасным последствиям. А человеческий фактор всегда был, есть и будет.
«Благодаря фильму о чернобыльцах вспомнили»
Виктор Деймунд — председатель Ассоциации юридических лиц «Союз Чернобыль». В 1986 году ему было 27 лет. Он работал методистом республиканской зональной комсомольской школы. В Чернобыле участвовал в удалении радиоактивных отходов с крыши энергоблока, где был максимальный уровень радиации.
«Союз Чернобыль» занимается социальной и правовой защитой, медицинской и социальной реабилитацией ликвидаторов. Весной 2000 года члены «Союза Чернобыль» вместе со скаутами посадили березовую аллею памяти в Ленпарке Павлодара. Если на чернобыльской земле при дезактивации населенных пунктов, входивших в зону радиоактивного заражения, ликвидаторы деревья вырубали, то в Павлодаре, наоборот, они их высаживали — в знак того, что жизнь продолжается.
Виктор Деймунд: Сериал «Чернобыль» — неплохой художественный фильм. Для меня и моих однополчан хорошо то, что о Чернобыле в обществе опять стали говорить, про чернобыльцев вспомнили благодаря фильму. А насчет соответствия событиям скажу: есть много неточностей. Например, показали, что водку носят и пьют ящиками. На самом деле, наоборот, спиртное запрещено было во время ликвидации последствий аварии. Я был замполитом роты, и алкоголь изымали у наших солдат, если вдруг что-то обнаруживалось. Несколько случаев было, в том числе в нашей части, когда из-за выпивки люди чуть не погибли. Я находился в Чернобыле с октября 1986 года по январь 1987-го, и в то время стояли сильные морозы.
Мы-то сразу знали об опасности радиации. Но было и по-другому. Ребята-солдаты из Таджикистана, у меня полроты было таких, — призывались для ликвидации последствий землетрясения в Молдову. А привезли их в Чернобыль.
Было очень сложно. Мы занимались дезактивацией населенных пунктов в Гомельской области. А затем, когда взорванный 4-й энергоблок закрыли саркофагом, наша часть пошла первой убирать радиоактивный мусор с крыши соседнего 3-го энергоблока, находившегося впритык к закрытому. Уровень радиации очень высокий – свыше 3 тысяч рентген в час. А разовая смертельная доза считалась – 300 рентген. Для этого можно было побыть там буквально 20 минут без перерыва. Работы выполнялись по минуте.
До этого фильма ситуация с чернобыльцами замалчивалась. Первое время ликвидаторов чуть не на руках носили. При Советском Союзе были льготы, социальная защита мощная. В России сейчас это более-менее сохранено. Возможно, там чернобыльцы просто дружно действовали. Я участвовал в создании казахстанской национальной республиканской организации, потом региональной. Но я тогда больше работал с молодежью и детьми, занимался другой работой. А потом, с развалом СССР в Казахстане эту организацию завалили, с 1997 года ее практически не стало. Отстаивать интересы ликвидаторов было некому.
Когда приняли казахстанский закон о ликвидаторах, в нем было меньше льгот. Монетизация свела на нет и их. А когда пару лет назад был принят закон о социальном медстраховании, то чернобыльцы не вошли в категорию льготников. За тех же заключенных платит бюджет, а за ликвидаторов Чернобыльской аварии – нет. Хотя раньше по медицине нам все было бесплатно. А благодаря американцам и их фильму о Чернобыле о нас опять начали говорить. Хотя бы на этой волне будем снова поднимать важные вопросы. Я возглавляю республиканскую ассоциацию, и после выборов президента РК есть повод обратиться к нему для решения задач.
В советское время я был членом экспериментальной группы. Когда входили в зону высокой радиации на энергоблоке, то разным группам по 30 человек кололи сыворотку, другим давали таблетки. В тридцатку, куда я входил, ничего не давали. После возвращения в Павлодар в поликлинике требовалось проходить контрольные обследования, даже сотрудник госбезопасности за этим следил. А когда СССР развалился, все прекратилось. Думаю, много таких групп по стране было: раз ситуация сложилась, надо было ее изучать и отслеживать реакции, смотреть на воздействие препаратов, которые были в то время, искать пути решения проблемы.
Лично я не противник строительства атомных станций. Мы хотим развития технологий, энергию нужно где-то брать. Но, конечно, контроль должен быть очень строгий. Атомная энергетика – не самая худшая, в мире очень много атомных станций. А российские АЭС сейчас считаются самыми надежными. Просто примеры такие на слуху – Чернобыль, Фукусима. Что касается Чернобыльской аварии, в основном считается, причина — в человеческом факторе. И если он не будет срабатывать, если все будет идти по технологии, то можно свести риск к минимуму.
Бомба замедленного действия
В апреле 1986 года в Павлодаре жизнь шла своим чередом. Мы читали газеты и смотрели телевизор, и о трагедии в Чернобыле узнали не сразу, и без подробностей. Шагали на первомайской демонстрации, отдыхали на выходных на природе. Помню, поразил меня телерепортаж из Припяти об эвакуации: растерянные люди в автобусах, а на опустевших улицах – брошенные домашние кошки и собаки. С них слезает клочками кожа, и они все пытаются привести шерстку в порядок.
Весной и летом 1986 года взрослые шептались о кислотных дождях и радиоактивном облаке, накрывшем весь мир. В нашей семье опасения были небеспочвенные – маму забрали «на сохранение», но сестренка все равно родилась на месяц раньше срока.
А спустя годы ученые отмечают, здоровье у детей, рожденных в мире после чернобыльской аварии, не такое, как было до. Об этом в своей статье для ZN.UA пишут ученые-генетики Валерий и Татьяна Глазко: «Многие зарубежные исследователи указывают также на увеличение младенческой смертности, мертворождаемости, спонтанных абортов. Имеются четкие данные о росте смертности детей до года в европейских странах в 1987 году. В частности, на загрязненных территориях Беларуси заметно увеличился показатель бесплодия. В то же время ученые отмечают, что реальные генетические последствия аварии на ЧАЭС будут известны еще не скоро, ведь дети, родившиеся после 1986 года, только вступают в репродуктивный период».
Есть и еще один повод пристальнее следить за развитием событий после той трагедии. Дело в потомках ликвидаторов-чернобыльцев. Из Павлодарской области в Чернобыль ушло 1200 молодых людей. В 2002 году в Павлодарской области проживало 440 чернобыльцев, в 2009 году по спискам здесь осталось только 346, в 2016 году — 300. Половина из них имеет инвалидность. Многие скончались в 30-40 лет от заболеваний, вызванных радиоактивным облучением, некоторые сменили место жительства.
Председатель АЮЛ «Союз Чернобыль РК» Виктор Деймунд приводит данные ученых, считающих, что потомки ликвидаторов, получивших в свое время опасные дозы радиации, могут родиться с врожденными пороками развития. По самым примерным подсчетам, пострадать от инвалидности могут тысячи людей. С 2014 года в Казахстане создается регистр ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС, куда вносят данные об их детях, внуках и правнуках до четвертого поколения. Радиация влияет на гены, поэтому необходимо постоянно следить за здоровьем чернобыльцев, их детей и внуков, выявлять у них болезни, вызванные радиацией, проводить профилактику и специальное лечение. Такие регистры чернобыльцев есть в России, их создали Украина и Беларусь. Есть похожие регистры в Японии – после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, а также после аварии на АЭС Фукусимы.
— Мы переживаем за нашу страну. Речь о регистре — системе персонифицированного учета ликвидаторов аварии на ЧАЭС и их потомков, проживающих в Казахстане, — поясняет председатель Ассоциации юридических лиц «Союз Чернобыль» Виктор Деймунд. — На сегодняшний день мы собрали информацию и передали ее в институт ядерных исследований в Курчатове, научное сопровождение вел Семипалатинский институт радиологии. Но собранной информации недостаточно, например, по уже умершим ликвидаторам. И по их детям пробел. В первую очередь требуется активная поддержка государства, а не только общественников. Исходя из имеющихся в мире наработок по утечке радиоактивных отходов в Челябинске-26, по Хиросиме и Нагасаки, другим случаям воздействия атомной энергетики и облучения, например, Семипалатинскому полигону, установлены прогнозы. Негативное воздействие радиации может сказаться и на первом поколении пострадавших. Но самый большой риск патологий – третье и четвертое поколение, то есть правнуки и пра-правнуки. Это бомба замедленного действия. У наших детей уже идет снижение иммунитета, болезни и прочее. А в следующих поколениях могут возникнуть риски серьезных патологий. Мало того, что с этим что-то придется делать, но ведь люди даже не будут знать, откуда и почему это произошло. К примеру, брак между детьми чернобыльцев и «полигонщиков» может усилить эти риски и вероятность осложнений. А у нас официально 800 тысяч человек, пострадавших от Семипалатинского ядерного полигона. Именно поэтому нужен регистр.
Чернобыльский Спас
Мини-сериал «Чернобыль» не оставляет равнодушным. Он заставляет ужаснуться. Не только от горя потерь, страшных последствий, самоотверженного героизма людей. Но и от беспечности современного человечества, играючи жонглирующего смертоносными ядерными технологиями. Сюжет, игра актеров, и даже музыка, записанная из звуков на реальной чернобыльской станции, заставляет задуматься, как хрупка и ценна жизнь человека и в целом жизнь на планете. И о том, что герои, спасшие ее, живут рядом с нами.
Несколько лет назад, во время работы на ТВ однажды на съемках у моего коллеги, оператора телекомпании «Ирбис» Валерия Павлова я заметила нечто необычное в прозрачном кармашке со служебным удостоверением. Это была икона в память о ликвидаторах – Чернобыльский Спас.
Ликвидатор Валерий Павлов очень редко и нехотя говорит о том, что было. В Чернобыль он попал 26 апреля 1986 года и пробыл до октября. Проходил срочную службу в Киеве и по боевой тревоге вместе с другими солдатами был отправлен в зону ЧС сразу после аварии. Парни обрабатывали технику от радиоактивной пыли на пунктах контроля.
Когда в 2009 году появилась возможность вновь отправиться в Чернобыль вместе с Виктором Деймундом, Валерий Павлов ею воспользовался. Побывали ликвидаторы и на самой станции. В тех краях Павловым был снят документальный фильм «Колокола Чернобыля». А в 2017 году в день памяти Чернобыльской аварии Валерий Павлов передал в дар павлодарскому музею Воинской славы артефакты, бывшие у каждого ликвидатора в зоне отчуждения, — дозиметр и накопитель-карандаш.
…Икона «Чернобыльский Спас» написана в память о погибших при катастрофе и от радиоактивного заражения и во здравие выживших иконописцем Владиславом Горецким в Троице-Сергиевой Лавре. А замысел ее приснился ликвидатору, президенту Союза «Чернобыль Украины» Юрию Андрееву. Икона была освящена 28 августа 2003 года у стен Успенского храма в Киево-Печерской Лавре. На иконе – души ушедших чернобыльцев-ликвидаторов и зарево над саркофагом. А еще, рядом с мертвой от радиации землей, – зеленые ростки надежды на возрождение.
Ирина КОВАЛЁВА, фото автора и из открытых источников, «Наша Жизнь» №23, 20.06.19
